Мы не будем говорить о том, что сами по себе попытки задействовать подробности личной жизни политика в его кампании нелепы и неуместны: всякому здравомыслящему человеку это должно быть очевидно и без пространных рассуждений. Здесь интересен другой момент. Среди прочего, пишут в частности: «Она не просто первая женщина-губернатор в США, она самый молодой губернатор в истории страны. Но главное – она сознательно дала жизнь ребенку с синдромом Дауна». Причины сознательного рождения ребенка с синдромом Дауна просты: Сара – последовательный противник абортов (при этом, что по трезвом рассуждении парадоксально, – сторонник смертной казни). Нам здесь не важны спекуляции о том, что на самом деле это не она, а ее несовершеннолетняя дочь, возможно, дала жизнь мальчику-Дауну. И даже не важно, рождался ли вообще в семье Пэйлин ребенок с трисомией по 21-й хромосоме. Здесь важно именно отношение общественности к факту рождения больного ребенка. А оно в целом – одобрительное!

Для справки: синдром Дауна проявляется в полиорганном (но, как правило, совместимом с жизнью) поражении организма, сопровождающемся олигофренией в стадии дебильности (в современных Интернет-справочниках и энциклопедиях «политкорректно» называют дебильность «задержкой в развитии» и «особенностями развития». Эвфемизмы!..) Причина синдрома – наличие в 21 паре дополнительной хромосомы или (реже) ее фрагментов.При благоприятном течении болезни и интенсивном специализированном обучении люди с синдромом Дауна способны обслуживать себя в быту, владеть навыками чтения, письма и счета и выполнять не требующую серьезного умственного напряжения работу. Фоновая частота рождений таких детей примерно 1:700, однако, в связи с появлением методик пренатальной диагностики, она снизилась до 1:1100 (Домшлак М.Г. Генетический мониторинг //1 сентября. 2004. № 48). Факторы, влияющие на возникновение этой хромосомной аномалии, не всегда ясны, но достоверно установлена связь между вероятностью рождения ребенка-Дауна и возрастом родителей, в особенности, матери, и, что гораздо существеннее, возрастом бабушки по материнской линии на момент рождения ею дочери. Чем старше бабушка и мать – тем выше вероятность рождения больного ребенка.

На первый взгляд, «чудны Твои дела, Господи!». Что же тут можно одобрять – сознательное обречение еще одного человека на страдания, на неполноценную, несвободную жизнь, на раннюю смерть? Что же тут вообще хорошего! И все же находится огромное число сторонников такого типа поведения. Вот почему, интересно было бы задуматься. Допустим, отчасти это можно объяснить глупостью – ну дураки, не понимают, каких затрат это стоит государству, сколько денег на этих несчастных идиотов и прочих инвалидов детства уйдет из их же, налогоплательщиков, карманов. (Кстати, догадки догадками, а сухая статистика из учебника по медицинской генетике гласит, что намного дешевле лечения этих заболеваний: так, лечение талассемии у детей до 10 лет в 16,3—22,7 раза дороже, чем своевременное предотвращение появления на свет такого ребенка (Гинтер Е.К. Медицинская генетика. М.: Медицина. 2003. С. 379). Здоровый практичный цинизм). Однако здесь, конечно, не одна экономическая недальновидность. И не один недостаток понимания опасности большого числа неполноценных особей для биосферы в целом. Но «глупостью-то» не все объяснишь!..

В прежние времена отношения к инвалидам и безумцам было, как правило, однозначное – общество их боялось и отторгало. Причины отторжения психологически сложны, но в рамках авраамических культур корень в значительной мере – в ветхозаветном неприятии «нечистых», а нечистым по закону Моисея мог быть объявлен любой человек даже с самым незначительным и общественно неопасным (на наш современный взгляд) дефектом – например, с переломом ноги. Ветхозаветное «осторожничанье» с больными абсолютно было оправдано на тот исторический момент: эпидемий боялись, а что заразно, что незаразно, далеко не всегда знали, поэтому на всякий случай все больные до выяснения деталей объявлялись «нечистыми» и их предписано было сторониться и помощи им не оказывать. Во времена Средневековья этот ветхозаветный пережиток еще был очень силен в Европе: рожденные с физическими и умственными отклонениями считались проклятыми Богом или вовсе несущими печать Антихриста – и их гнали. Без помощи же общества такие несчастные, конечно, имели мало шансов дожить до репродуктивного возраста.

Но со временем, а главное, с развитием науки стали проясняться причины врожденных недугов. Стали понимать, что это не проклятые, не грешники, не исчадия ада, а просто больные люди. А раз больные – значит, надо им помогать. На Западе сострадательное отношение к калекам и слабоумным в нашем веке развилось невероятно. С ними нянчатся, их болезни лелеют, им всюду помощь. Более того, больных даже уже и стесняются называть больными – а лишь людьми «с ограниченными возможностями», с «особенностями в развитии». Страх «нетолерантности» – так же как африканца назвать негром. Да, пожалуй, есть в этом нежном отношении к больным элемент «расширяющихся границ терпимости»: вот уже не только белые европейцы, но и азиаты, и африканцы становятся «ближними», и евреи! (Арабы пока не очень, но не все ж сразу! «Медленно движется Бог к Своей цели…») Гомосексуалисты, «дауны», идиоты… Они – просто «другие люди». Нет, нет, в моих словах нет ни иронии, ни издевки. Я радуюсь! Слава Богу – начинаем постепенно хоть немного любить друг друга. Уменьшаем число «чужих» на планете. А стало быть, и уменьшаем число потенциальных конфликтов, снижаем градус агрессии. (Впрочем, с «любовью» – это особая тема. Европейская терпимость – еще не любовь. Скорее добродушное равнодушие, вызванное девальвацией традиционных ценностей. Но здесь, в самом деле, разговор отдельный.)

В каком-то смысле, у нас в России, в особенности России современной, постсоветской, невероятно все еще сильны ветхозаветные «предрассудки» – страх перед калеками, перед «нечистыми». Общество не вербализует этот страх, но он всюду: в чудовищной неприспособленности городов для передвижения инвалидов, в оскорбительном равнодушии государства, в отсутствии общественной поддержки, бытовом хамстве. Подсознательно мы бы хотели «все это не видеть» – всех этих безногих, хромых, слепых: ведь, по библейским представлениям, прикосновение к ним делает нечистым и прикоснувшегося. Да мы их почти и не видим – несчастные эти вынуждены сидеть по домам, в отличие от «западных» инвалидов, разъезжающих здесь и там в своих электрических колясках. Означает ли это, что Россия отстала в своем развитии? Что она все еще жесткая ветхозаветная страна, страна несострадательная, равнодушная к чужой боли? Хм…

Но что есть сострадание? В связи с этим почти риторическим вопросом вспоминается рассказ О’Генри «Санаторий на ранчо». Помните? Больной туберкулезом человек выздоровел только тогда, когда с его болью перестали возиться, а вышвырнули вон – работать. И на днях прочитала в «Новом мире» (Касаткина Т. Колонка для святой воды) уже о недавней – и реальной истории. Больная раком женщина, жить которой оставалось не более четырех месяцев, приехала умирать в православный монастырь. А ее, вместо того, чтобы заботливо уложить в постель и ходить за ней как за больной, стали заставлять выполнять все монастырские послушания – мыть полы, таскать ведра с водой… Надрываясь – и обижаясь – женщина все-таки исполняла послушания. И незаметно для себя – выздоровела.

Так что есть в нашем российском грубом неуважении к болезни какой-то искаженный отблеск евангельского: «возьми постель свою и ходи». Не нянчиться с болезнью, не лелеять ее – а вырвать костыли из рук калеки и закричать ему в уши: «Иди сам! Ты – можешь!»

Однако вернемся к рождению неполноценных детей. С точки зрения экологической, появление их, разумеется, нежелательно – ибо нагрузочно для биосферы: и так людей переизбыток, Земля задыхается, того и гляди, всех нас планетарной катастрофой накроет – а тут еще орды больных, нуждающихся в повышенной заботе… «Боливар не вынесет двоих». Но что было пользы оставшемуся на Боливаре? Застрелив напарника – погубил ведь и себя…

Человечество сегодня учится терпимости, учится понимать разное – неуклюже порой, не на том, ну да что ж делать, разве идеал достижим?

Да, так о чем это мы? Ах, ну да, о больных детях и зачем они нужны. В уже цитировавшейся статье читаем: «…улучшение медицинской и социальной помощи больным (особенно лечение наследственных болезней) приводит к тому, что гомозиготы (например, больные фенилкетонурией, муковисцидозом), ранее не доживавшие до репродуктивного периода, теперь не только живут до 30-50 лет и более, но и вступают в брак, имеют детей. Следовательно, популяции пополняются гетерозиготами по патологическим генам» (Боринская С.А., Янковский Н.К. Человек и его гены). (Кстати, опять-таки для справки: «дауны»-мужчины бесплодны, однако около 50 % женщин-«даунов» вполне способны к деторождению – и, разумеется, риск появления у такой мамы больных детей огромен (Ван Дайк Дон К. и др. Сексуальность при синдроме Дауна // Доклад, представленный на 6-м Всемирном конгрессе по синдрому Дауна, Мадрид, 23–26 октября 1997 года). Вот тебе и милосердие! Да если мы в своем «милосердии» не остановимся, эдак популяция инвалидов станет неотличима от человечества!.. Стоп-стоп-стоп!

Вот здесь стоит опять остановиться и задуматься. Кроме сомнительной этики «хозяина Боливара», есть здесь и с биологических позиций другая сторона. Болезнь-то ведь болезни рознь.

Известно, что при изменении условий жизни учащаются определенные заболевания – так ноги первобытных людей бывали массово поражены грибком при начале освоения обуви (Бужилова А. Homo sapiens. История болезни. М.: Языки славянской культуры, 2005). В нестабильной среде, кроме того, чаще возникают разного рода мутации. (Мутации эти, как правило, летальны – оттого так много выкидышей.) Но изредка попадаются такие, которые зачем-то сохраняются в генотипе, а затем и в генофонде. Авось когда-нибудь пригодятся. «Господь знает, в чем вы имеете нужду». Да, именно так: мутации, и в том числе иные генетические «патологии» – это ценный материал для эволюции, для движущего отбора, который и обеспечивает видообразование. А человек сейчас как биологический вид продолжает эволюционировать, сбрасывать свою «старую кожу», приспосабливаясь к самим же им преобразуемой среде. Не ахти как успешно пока – да куда ж нам поспеть за самими собой!

Словом, есть такие болезни, которые могут считаться патологией лишь для данного состояния окружающей среды. При изменившихся же обстоятельствах они могут превратиться в полезные приобретения. То есть появление сегодня девиантных генотипов – и фенотипов – в новых условиях может оказаться спасительным для человечества. Но какие именно гены пригодятся – этого нам знать не дано: слишком непредсказуемо может быть поведение генов в зависимости от сочетания прочих признаков (впрочем, и потому еще не дано, что не знаем, каков будет наш будущий мир).

И ведь еще смешная штука – никогда не знаешь, какая болезнь с каким «Божьим даром» может быть сцеплена. Вот и у «даунов» какой-никакой полезный признак обнаружился – раком очень редко они болеют: лишняя хромосома, оказалось, хранит их от этой напасти (Sakaki, Y. et al. The complete sequence and gene catalogue of human chromosome 21. Nature 405, 921–923 (2000)).

* * *

Было такое прежде представление, оно и сейчас среди верующих держится: болезнь есть наказание нам за наши грехи. Обилие инвалидов, стало быть – наказание за наши общечеловеческие грехи: за эгоизм и алчность, приведшие к деградации и отравлению природы, за бесконтрольное размножение, подорвавшее силы планеты… Между прочим, «существует прямая зависимость между ростом интенсивности и числа факторов загрязнения окружающей среды и ухудшением эколого-генетической ситуации. Так, в конце XIX в. по данным обследований, проведенных в Астрахани и Санкт-Петербурге, за несколько лет значительно увеличились частота врожденных пороков, число спонтанных абортов (на 14,6% за 10 лет) и частота рождения детей с синдромом Дауна (с 1,15 до 1,36% за 4 года)» (Домшлак М.Г. Генетический мониторинг // Указ. соч.). Так может быть, милосерднее было бы не столько умиляться «даунам» и поощрять их появление на свет, сколько заняться своими «грехами»?

* * *

Среда сейчас, хвала нашей промышленности, меняется темпами ранее еще планетой невиданными. Неудивительно, что генофонд человечества сегодня так быстро пополняется «больными» аллелями и всевозможными мутациями: идет стремительная подготовка к созданию новых форм человека, появление которых либо даст начало новому, более прогрессивному, виду (видам), либо приведет к фрагментации человечества на подвиды (виды), одни из которых будут приспособлены к дыханию отравленным воздухом и питью отравленной воды, другие – к жизни в условиях озоновой дыры… Я продолжать не буду: каждому его фантазия может подсказать множество интересных вариантов. Просто надо иметь в виду и такое: те же «дауны» с их устойчивостью к злокачественным новообразованиям вполне могут в будущем получить определенное биологическое преимущество. А возможность такой перспективы, конечно, не может нас не радовать.

Так в чем же правда? Делать аборты? Рожать больных? Вкладывать все большие средства в фармакологическую промышленность – тем еще пуще доканывая окружающую среду? Или попытаться «взять постель свою и ходить»? Ведь и болезнь, и лекарство от нее – всегда внутри нас самих. Но страшно бросить костыли – ведь ноги-то не идут. А может быть, их нет уже вовсе, ног-то… Отмерли в процессе «эволюции», которую мы сами себе накликали, всей своей варварской жаждой обладания миром.

Эволюция необходима – и неизбежна. Вопрос в одном: какой эволюции мы для себя хотим? Эволюции, ведущей к появлению уродливых, но идеально приспособленных к жизни в отравленной среде организмов или все-таки?.. Нам выбирать.