С утра, не жалеючи пыла, я вкалывал (не клевещи!),
а ты мне галушки лепила, варила мне сталь и борщи…
Борща незабвенного запах поныне внушает восторг…
Но ты все косилась на Запад, а я все смотрел на Восток.

Нет, я тебя сроду не гнобил, не мучил (сошла ты с ума?!).
Тебе я подставил Чернобыль, но ты виновата сама!
Но женской походкой зовущей ушла ты налево с тоской,
и мы Беловежскою Пущей развод обозначили свой.

Над миром другая эпоха взлетела, крылами плеща…
Но мне без любви твоей плохо, хочу я тебя и борща!
Ты ходишь в оранжевом, стильном, с красавцами польских кровей,
а я с вожделением сильным любви домогаюсь твоей.

Бывало, по целой неделе честил твою Раду и ВЦИК:
свобода твоя—в беспределе, твоя независимость—цирк!
А ты на Майдане плясала, назло распахнув малахай…
И я запретил твое сало! И ты мне сказала: «Нехай!»

Ты в жар меня снова бросала и наглым румянцем цвела,
и я разрешил твое сало! Но ты лишь плечом повела.
Ты держишь меня за дебила, ты стала тверда и горда…
Да может быть, ты не любила меня вообще никогда?

Со злобой бессильного старца я вижу себя без прикрас.
Умри! Никому не достанься!

И я перекрыл тебе газ

Нет, я не тиран, не зараза. Все наши разборки—фигня.
Я думал, без этого газа ты снова полюбишь меня.
Что делать?! Я раб этих черт ведь, мне так на них сладко смотреть!
И я перекрыл лишь на четверть, потом—постепенно—на треть…

Во всех этих сварах и драчках я тихо мечтал, трепеща,
что ты приползешь на карачках с огромной кастрюлей борща,
и после естественной дани мы снова пройдем по росе…
Но ты все поешь на Майдане с оранжевой лентой в косе,

свою репутацию губишь, поденно теряешь очки,
и так меня сильно не любишь, что в НАТО вступаешь почти!

Задумчивый, как шизофреник, гуляю постылой Москвой…
Ну хочешь, я дам тебе денег? Язык разрешу тебе твой?
Забуду любую обиду, скажу, что Майдан—не беда,
ты просто хотя бы для виду со мною ночуй иногда!

Готов я и с Польшею ладить—ты только являйся в кровать,
чтоб мне тебя изредка гладить и кончик косы целовать.
Начнем, если хочешь, сначала! Ведь я тебе «да» отвечал,
и ты мне «ага» отвечала, когда нас Богдан обвенчал!

Пойми, я иллюзий не строю, у каждого свой каравай,
зовись суверенной страною, но будь, ради бога, со мною,
иначе я все перекрою!

И ты отвечаешь: «Давай».

Я злобу на ближних срываю, кляну я твое колдовство
и газ тебе то закрываю, то вновь открываю его…
Заметь, я при этом ни раза тебе не давал звездюлей!
Я думаю—может, без газа я все-таки как-то милей?

И, раз ошибаясь за разом, все жду я заветного дня
и думаю: может быть, с газом ты снова полюбишь меня…
Но ты мне в глаза посмотрела и молвила, словно врагу:

— Коханый! Не в вентиле дело!

А что я еще-то могу?