— Помните, что я говорил вам вчера о свойствах связности сети? — спокойно спросил Тьюпело. — Помните лист Мёбиуса, который мы с вами сделали, — односторонняя поверхность с одним берегом? Помните это? — Он достал из кармана небольшую стеклянную бутылку Клейна и положил ее на стол.

Уайт тяжело откинулся на спинку кресла и тупо уставился на математика. По лицу его, быстро сменяя друг друга, промелькнули гнев, растерянность, отчаяние и полная покорность судьбе. А Тьюпело продолжал:

— Мистер Уайт, ваша система метро представляет собой сеть огромной топологической сложности. Она была крайне сложной еще до введения в строй линии Бойлстон. Система необычайно высокой связности. Новая линия сделала систему поистине уникальной. Я и сам еще толком не все понимаю, но, по-моему, дело вот в чем: линия Бойлстон сделала связность настолько высокой, что я не представляю, как ее вычислить. Мне кажется, связность стала бесконечной.

Управляющий слышал все это, словно во сне. Глаза его были прикованы к бутылке Клейна.

— Лист Мёбиуса, — продолжал Тьюпело, — обладает необычайными свойствами, потому что он имеет лишь одну сторону. Бутылка Клейна топологически более сложна, потому что она еще и замкнута. Топологи знают поверхности куда более сложные, по сравнению с которыми и лист Мёбиуса, и бутылка Клейна — просто детские игрушки. Сеть бесконечной связности топологически может быть чертовски сложной. Вы представляете, какие у нее могут быть свойства?

И после долгой паузы Тьюпело добавил:

— Я тоже не представляю. По правде говоря, ваша система метро с пригородным кольцом Бойлстон выше моего понимания. Я могу только предполагать.

Уайт наконец оторвал взгляд от стола: он почувствовал неудержимый приступ гнева.

— И после этого вы еще называете себя математиком, профессор Тьюпело? — возмущенно воскликнул он.

Тьюпело едва удержался от того, чтобы не расхохотаться. Он вдруг особенно остро почувствовал всю нелепость и комизм ситуации. Но постарался скрыть улыбку.

— Я не тополог. Право же, мистер Уайт, в этом вопросе я такой же новичок, как и вы. Математика — это обширная область. Я лично занимаюсь алгеброй.

Искренность, с которой математик сделал это признание, несколько умилостивила Уайта.

— Ну тогда, — начал он, — раз вы в этом не разбираетесь, нам, пожалуй, следует пригласить специалиста-тополога. Есть такие в Бостоне?

— И да, и нет, — ответил Тьюпело. — Лучший в мире специалист работает в Технологическом институте.

Рука Уайта потянулась к телефону.

— Его имя? — спросил он. — Мы сейчас же свяжем вас с ним.

— Зовут его Меррит Тэрнболл. Связаться с ним невозможно. Я пытаюсь уже три дня.

— Его лет в городе? — спросил Уайт. — Мы немедленно его разыщем.

— Я не знаю, где он. Профессор Тэрнболл холост, живет в клубе «Брэттл». Он не появлялся там с утра четвертого марта.

На этот раз Уайт оказался куда понятливей.

— Он был в этом поезде? — спросил он сдавленным голосом.

— Не знаю, — ответил математик. — А что думаете вы?

Воцарилось долгое молчание. Уайт недоуменно смотрел то на математика, то на маленькую стеклянную бутылочку на столе.

— Ни черта не понимаю! — наконец воскликнул он. — Мы обшарили всю систему. Поезд никуда не мог исчезнуть.

— Он не исчез. Он все еще на линии, — ответил Тьюпело.

— Где же он тогда?

Тьюпело пожал плечами.

— Для него не существует реального «где». Система не реализуется в трехмерном пространстве. Она двумерна, если не хуже.

— Как же нам найти поезд?

— Боюсь, что мы этого не сможем сделать, — ответил Тьюпело.

Последовала еще одна долгая пауза. Уайт нарушил ее громким проклятием и, вскочив, со злостью сбросил со стола бутылку Клейна, которая отлетела далеко в угол.

— Вы просто сумасшедший, профессор! — закричал он. — Между двенадцатью ночи и шестью утра мы очистим все линии от поездов. Триста человек осмотрят каждый дюйм пути на протяжении всех ста восьмидесяти трех миль. Мы найдем поезд! А теперь прошу извинить меня. — И он с раздражением посмотрел на доктора Тьюпело.

Тьюпело вышел. Он чувствовал себя усталым и разбитым. Машинально шагая по Вашингтон-стрит, он направился к станции метро. Начав спускаться по лестнице, он вдруг словно опомнился и резко остановился. Оглянувшись по сторонам, Тьюпело повернул обратно, быстро взбежал по лестнице наверх и кликнул такси. Приехав домой, он выпил двойную порцию виски и, как подкошенный, рухнул на кровать.

В три тридцать пополудни он прочел студентам, как обычно, лекцию по курсу «Алгебра полей и колец». Вечером, наскоро поужинав в ресторане и вернувшись домой, он снова попытался проанализировать свойства связности сети бостонского метро. Но, как и прежде, эта попытка окончилась неудачей. Однако математик сделал несколько важных выводов для себя. В одиннадцать вечера он позвонил Уайту в главное управление метрополитена.

— Мне кажется, вам может понадобиться моя консультация сегодня ночью, когда вы начете осмотр линий. — сказал он. — Могу я приехать?

Главный управляющий отнюдь не любезно встретил это предложение. Он ответил математику, что управление бостонского метрополитена само намерено справиться с этой ерундовой задачей, не прибегая к помощи всяких свихнувшихся профессоров, считающих, что поезда метро могут запросто прыгать в четвертое измерение. Тьюпело ничего не оставалось, как примириться с грубым отказом. Он лег спать. В четыре утра его разбудил телефонный звонок. Звонил полный раскаяния Келвин Уайт.

— Я, пожалуй, несколько погорячился, профессор, — заикаясь от смущения, промямлил он. — Ваша помощь нам действительно необходима. Смогли бы вы сейчас приехать на станцию Милк-стрит-кросс?

Тьюпело охотно согласился. Меньше всего он собирался торжествовать сейчас победу. Вызвав такси, он менее чем через полчаса был на указанной станции. Спустившись на платформу верхнего яруса метро, он увидел, что туннель ярко освещен, как обычно в часы работы метрополитена, но платформа пуста и лишь в дальнем ее конце собралась небольшая, человек в семь, группа людей. Подойдя поближе, он заметил среди них двух полицейских чинов. У платформы стоял одинокий головной вагон поезда, передняя его дверь была открыта, вагон ярко освещен, но пуст. Заслышав шаги профессора, Уайт обернулся и смущенно приветствовал Тьюпело.

— Благодарю, что приехали, профессор, — сказал он, протягивая руку. — Господа, это доктор Роджер Тьюпело из Гарвардского университета. Профессор, разрешите представить вам мистера Кеннеди, нашего главного инженера, а это мистер Уилсон, личный представитель мэра города, и доктор Ганнот из Госпиталя милосердия. — Уайт не счел нужным представить машиниста и двух полицейских чинов.

— Очень приятно, — ответил Тьюпело. — Есть какие-нибудь результаты, мистер Уайт?

Управляющий смущенно переглянулся со своими коллегами.

— Как сказать… Пожалуй, да, доктор Тьюпело, — наконец ответил он. — Мне кажется, кое-какие результаты у нас все же есть.

— Вы видели поезд?

— Да, — ответил Уайт. — То есть почти видели. Во всяком случае, мы знаем, что он на линии. — Все шестеро утвердительно кивнули.

Математика ничуть не удивило это сообщение. Поезд должен был находиться на линии, ведь вся система метро представляла собой замкнутую сеть.

— Расскажите подробней, — попросил он.

— Я видел красный свет светофора, — осмелился вставить слово машинист. — На пересечении, сразу же перед станцией Копли. Линия была полностью очищена от всех поездов, кроме вот этого, — перебил его Уайт и указал на вагон. — Мы разъезжали по системе часа четыре. Вдруг Эдмундс увидел красный свет у станции Копли и, разумеется, затормозил. Я решил, что просто светофор неисправен, и велел ему продолжать движение, но тут мы услышали, как стрелку пересекает другой поезд.

— Вы его видели? — спросил математик.

— Мы не могли его видеть. Пересечение за поворотом. Но мы его слышали. Нет сомнения в том, что он прошел через станцию Копли. Это мог быть только восемьдесят шестой. Кроме нашего вагона, на линии поездов нет.

— Что было потом?

— Зажегся желтый свет, и Эдмундс дал полный ход.

— Вы поехали за ним вдогонку?

— Нет. Мы не знали, в каком направлении он прошел. Должно быть, мы поехали совсем в другом.

— Когда это было?

— Первый раз в час тридцать восемь…

— Значит, вы встретились с ним еще раз? — спросил Тьюпело.

— Да, но уже в другом месте. Мы снова остановились перед светофором у станции Южная. Это было в два пятнадцать. А потом еще в три двадцать восемь…

Тьюпело не дал ему закончить.

— А в два пятнадцать вы видели поезд?

— На этот раз мы даже не слышали его. Эдмундс попробовал было догнать его, но, должно быть, он свернул на Бойлстонское кольцо.

— А что было в три двадцать восемь?

— Снова красный свет. На этот раз у Парк-стрит. Мы слышали, как он прошел над нами.

— И вы опять его не видели?

— Нет. За светофором туннель круто идет под уклон. Но мы хорошо слышали его. Я только одного не понимаю, доктор Тьюпело, как может поезд пять дней ходить по линии и никто его ни разу не видел?…

Голос Уайта замер, он предупреждающе поднял руку. Вдалеке нарастал гул быстро приближающегося поезда; гул превратился в оглушительный грохот, когда поезд промчался где-то под платформой; она завибрировала, задрожала под ногами.

— Вот, вот он! — закричал Уайт. — Он прошел прямо под носом у тех, кто там, внизу! — Он повернулся и побежал по лестнице, ведущей на платформу нижнего яруса. За ним последовали все, кроме Тьюпело. Ему казалось, он знает, чем все это кончится. И он не ошибся. Не успел Уайт добежать до лестницы, как навстречу ему торопливо поднялся полицейский, дежуривший на нижней платформе.

— Вы видели его? — возбужденно воскликнул он.

Уайт остановился. Замерли в испуге и остальные.

— Вы видели поезд? — снова спросил полицейский; двое служащих метрополитена, дежуривших вместе с ним, тоже поднялись наверх.

— Что случилось? — ничего не понимая, спросил мистер Уилсон.

— Да видели вы наконец поезд? — раздраженно выкрикнул Кеннеди.

— Конечно, нет, — ответил полицейский. — Ведь он прошел мимо вашей платформы.

— Ничего подобного! — разъярился Уайт. — Он прошел внизу!

Семеро во главе с Уайтом готовы были испепелить взглядами тех троих, что поднялись с нижней платформы. Тьюпело подошел к Уайту и тронул его за локоть.

— Поезд невозможно увидеть, мистер Уайт, — сказал он тихо.

Уайт ошалело уставился на него.

— Но вы ведь сами слышали его! Он прошел там, внизу…

— Давайте зайдем в вагон, мистер Уайт, — предложил Тьюпело. — Там нам будет удобнее разговаривать.

Уайт покорно кивнул головой, затем, повернувшись к полицейскому и двум другим, дежурившим на нижней платформе, почти умоляющим голосом спросил:

— Вы действительно его не видели?

— Мы слышали его, это верно, — ответил полицейский. — Он прошел вот здесь, по этой линии, и вроде как бы вот в ту сторону. — И он указал большим пальцем через плечо.

— Идите вниз, Мэлони, — приказал ему полицейский чин из группы Уайта. Мэлони растерянно почесал затылок, повернулся и исчез внизу. За ним последовали двое дежурных. Тьюпело направился к вагону. Молча заняв свои места в вагоне, все выжидающе уставились на математика.

— Вы вызвали меня, надеюсь, не для того, чтобы сообщить, что нашли пропавший поезд, не так ли? — начал Тьюпело и посмотрел на Уайта. — То, что произошло сейчас, случилось впервые?

Уайт заерзал на сиденье и покосился на главного инженера.

— Не совсем, — уклончиво начал он, — мы заметили и раньше кое-какие непонятные вещи.

— Например? — настороженно и резко спросил Тьюпело.

— Ну, например, красный сигнал светофора. Обходчики возле станции Кендолл видели красный свет почти тогда же, когда мы видели его у Южной.

— Дальше.

— Суини позвонил из Форест-хилла на линии Парк-стрит. Он слышал шум поезда спустя две минуты после того, как мы слышали его на станции Копли. А между станциями двадцать восемь миль рельсового пути.

— Дело в том, доктор Тьюпело, — вмешался мистер Уилсон, — что за последние четыре часа несколько человек одновременно в самых разных пунктах видели красный свет светофора и слышали шум поезда. Такое впечатление, что он прошел одновременно через несколько станций.

— Это вполне возможно, — заметил Тьюпело.

— К нам все время поступают донесения о всяких странностях, — добавил инженер. — Люди не то чтобы сами видели их, но непонятные вещи происходят одновременно в двух-трех пунктах, порой находящихся друг от друга на порядочном расстоянии. Поезд действительно на рельсах. Может, расцепились вагоны?

— Вы уверены, что он на рельсах, мистер Кеннеди? — спросил Тьюпело.

— Совершенно уверен, — ответил главный инженер. — Приборы показывают расход электроэнергии. Поезд потребляет энергию непрерывно, всю ночь. В три тридцать мы разорвали цепь и прекратили подачу энергии.

— И что же произошло?

— Ничего, — ответил Уайт. — Представьте себе, ничего. Электроэнергия не подавалась двадцать минут. И за эти двадцать минут ни один из тех двухсот пятидесяти человек, что ведут наблюдение, не видел красных сигналов и не слышал шума поезда. Но не прошло и пяти минут после того, как мы включили ток, как поступили первые донесения. Их было сразу два: одно из Арлингтона, другое из Эглстона.

Когда Уайт умолк, воцарилось долгое молчание. Внизу было слышно, как один дежурный окликнул другого. Тьюпело посмотрел на часы — было двадцать минут шестого.

— Благодарю вас, господа, — ответил Тьюпело.

Врач откашлялся.

— А как пассажиры? — начал он. — Есть ли у вас какие-либо соображения относительно…

— Никаких, — перебил его Тьюпело.

— Что же нам теперь делать, доктор Тьюпело? — спросил представитель мэра.

— Не знаю. А что вы предлагаете?

— Как я понял из объяснений мистера Уайта, — продолжал мистер Уилсон, — поезд в некотором роде… как бы это сказать… перешел в другое измерение. Его, собственно, уже нет в системе метрополитена. Он исчез. Это верно?

— До известной степени.

— И это, так сказать… э-э-э… странное явление — результат некоторых математических свойств, связанных с введением в действие линии Бойлстон?

— Совершенно верно.

— И у нас нет никаких возможностей вернуть поезд из этого… этого измерения?

— Такие возможности мне неизвестны.

Мистер Уилсон решил, что настало время ему взять бразды правления в свои

руки.

— В таком случае, господа, — заявил он, — план действий совершенно ясен. Прежде всего мы должны закрыть новую линию, чтобы прекратить псе эти чудеса. Затем, поскольку поезд действительно исчез, несмотря на красные сигналы светофора и этот шум, мы можем возобновить нормальное движение поездов на линиях. Во всяком случае, опасности столкновения не существует, а это, кажется, больше всего вас пугало, Уайт. Что касается пропавшего поезда и пассажиров… — тут он сделал какой-то неопределенный жест в пространство. — Вы со мной согласны, доктор Тьюпело? — Мистер Уилсон повернулся к математику.

Тьюпело медленно покачал головой.

— Не совсем, мистер Уилсон, — ответил он. — Учтите, что я сам еще толком не понимаю всего, что произошло. Очень жаль, что мы не можем найти кого-нибудь, кто смог бы все это объяснить. Единственный человек, кто мог бы это сделать, — профессор Тэрнболл из Технологического института, но он находился в исчезнувшем поезде. Во всяком случае, если вам надо проверить мои выводы, вы можете передать их на заключение специалистам. Я свяжу вас с некоторыми из них.

Теперь относительно поисков исчезнувшего поезда. Я не считаю эту задачу безнадежной. Имеется некоторая вероятность, как мне кажется, что поезд в конце концов вернется из непространственной части системы, где он сейчас находится, в ее пространственную часть. Поскольку эта непространственная часть абсолютно недосягаема, мы, к сожалению, не можем ни ускорить этот переход, ни хотя бы предсказать, когда он произойдет. Однако всякая возможность перехода будет исключена, если вы закроете линию Бойлстон. Именно эта линия и делает всю систему существенно особой. Если эта особенность исчезнет, поезд никогда не вернется. Вам понятно?

Разумеется, всем им трудно было хоть что-либо из этого понять, но они утвердительно закивали головами. Тьюпело продолжал:

— Что же касается нормального движения поездов по всей системе, пока исчезнувший поезд находится в непространственной части сети, то я могу лишь изложить вам факты, как я их понимаю, а делать выводы и принимать решения предоставляю вам самим. Как я уже сказал, невозможно предугадать, когда произойдет переход из непространственной части в пространственную. Мы не можем предсказать, когда и где это произойдет. Более того, с вероятностью пятьдесят процентов поезд в результате такого перехода окажется совсем на другой линии. И тогда возможно столкновение.

— Чтобы исключить такую возможность, доктор Тьюпело, не следует ли лам, оставив Бойлстонскую лилию открытой, просто не пускать по ней поезда? — спросил главный инженер. — Тогда, если исчезнувший поезд наконец и появится, он не сможет столкнуться с другими.

— Эта предосторожность ничего вам не даст, мистер Кеннеди, — ответил Тьюпело. — Видите ли, поезд может появиться на любой линии системы. Это верно, что причиной нынешних топологических затруднений является новая линия Бойлстон. Но теперь и вся система обладает бесконечной связностью. Иными словами, указанные топологические свойства — это свойства, порожденные новой линией Бойлстон, но теперь они стали свойствами всей системы. Вспомните, первое превращение поезда произошло в точке между станциями Парковая и Кендолл, а от них до линии Бойлстон расстояние более трех миль.

У вас может возникнуть еще такой вопрос: если возобновить движение на всех линиях, кроме Бойлстонской, не может ли случиться, что исчезнет еще какой-нибудь поезд? Не знаю точно, каков ответ, но думаю, что он отрицательный. Мне кажется, здесь действует принцип исключения, по которому только один поезд может находиться в непространственной части сети.

Доктор поднялся со своего места.

— Профессор Тьюпело, — робко начал он, — когда поезд появится, будут ли пассажиры…

— Я ничего не могу вам сказать о пассажирах, — снова резко перебил его Тьюпело. — Топология такими вопросами не занимается. — Он быстро обвел взглядом семь усталых, недовольных физиономий. — Прошу извинить меня, господа, — сказал он, несколько смягчившись. — Я просто ничего не знаю о пассажирах. — А затем, обращаясь к Уайту, добавил: — Мне кажется, сегодня я больше ничем не могу вам помочь. В случае чего вы знаете, как меня найти.

И, круто повернувшись, он вышел из вагона и поднялся по лестнице из метро. На улице занималась заря, растворившая ночные тени.

Об этом импровизированном совещании в одиноком вагоне метро в газетах ничего не сообщалось. Не сообщалось в них и о результатах долгой ночной вахты в туннелях бостонского метрополитена. В течение всей следующей педели Тьюпело присутствовал еще на четырех уже более официальных совещаниях с участием Келвина Уайта и других представителей городских властей. На двух из них присутствовали также специалисты-топологи. Из Филадельфии приехал Орнстайн, из Чикаго — Кашта, из Лос-Анджелеса — Майкелис. Математики не смогли прийти к единому мнению. Никто из них не поддержал точку зрения Тьюпело, хотя Кашта согласился, что в ней есть рациональное зерно. Орнстайн утверждал, что конечная сеть не может иметь бесконечную связность, но не мог доказать этого и не мог вычислить фактическую связность системы. Майкелис просто заявил, что все это досужие домыслы, не имеющие ничего общего с топологией. Он утверждал, что, раз поезд в системе обнаружить не удалось, значит, система незамкнута или, во всяком случае, хотя бы один раз замкнутость была нарушена.

Но чем глубже анализировал Тьюпело эту проблему, тем больше убеждался в правильности своего первоначального вывода. С точки зрения топологии система представляет собой семейство многомерных сетей, каждая из которых имеет бесчисленное множество дисконтиниумов. Но окончательное строение этой новой пространственно-гиперпространственной сети ему никак не удавалось выяснить. Он занимался этим, не отрываясь, целую неделю. Затем другие дела заставили его отложить решение проблемы. Он собирался вернуться к ней весной, когда закончатся занятия со студентами.

Тем временем система метро действовала, словно ничего не произошло. Главный управляющий и представитель мэра почти забыли о неприятных переживаниях той знаменательной ночи, когда они возглавляли обследование линий бостонского метро, и теперь уже несколько иначе объясняли все, что видели или, вернее, не видели тогда. Но газеты и общественность продолжали высказывать самые невероятные предположения и наседали на Уайта, требуя объяснений. Кое-кто из родственников исчезнувших пассажиров подал в суд па управление бостонского метрополитена. Вмешалось правительство и решило провести тщательное расследование. На заседаниях конгресса конгрессмены гневно обличали друг друга. В печать проникла в довольно искаженном виде версия доктора Тьюпело. Но он хранил молчание, и интерес к этому постепенно угас.

Проходили недели, наконец прошел месяц. Правительственная комиссия закончила расследование. Сообщения о нем с первой полосы газет перешли на вторую, затем на двадцать третью, а затем и вовсе исчезли. Пропавшие не возвращались. Их оплакивали недолго.

Однажды в середине апреля Тьюпело снова спустился в метро и проехал от станции Чарльз-стрит до станции Гарвард. Он сидел прямо и напряженно на переднем сиденье головного вагона и смотрел, как летят навстречу рельсы и размыкаются серые стены туннеля. Поезд дважды останавливался перед светофором, и в эти минуты Тьюпело невольно думал: где же этот встречный поезд — за поворотом или в другом измерении? Из какого-то безотчетного любопытства ему вдруг захотелось, чтобы принцип исключения оказался ошибкой и его поезд тоже попал в четвертое измерение. Но ничего подобного, разумеется, не случилось, и он благополучно прибыл па станцию Гарвард. Из всех пассажиров, пожалуй, только ему одному поездка показалась необычной.

На следующей неделе он снова совершил такую же поездку, потом еще одну. Как эксперимент они ничего не дали да и не казались уже столь волнующими, как первая. Тьюпело стал сомневаться в правильности своего вывода. В мае он возобновил свои ежедневные поездки в университет на метро, садясь каждый раз на станции Бэкон-хилл, неподалеку от своей квартиры. Он больше не думал о сером извилистом туннеле за окнами вагона; в поезде он обычно просматривал утренний выпуск газеты или читал рефераты из «Мэтематикл ревьюз».

Но однажды утром, оторвав глаза от газеты, он вдруг почувствовал неладное. Подавив нарастающий страх, сжав его в себе до отказа, как пружину, оп быстро глянул в окно. Свет из окон вагона освещал черные и серые полосы — пятна на мелькавших мимо стенах туннеля. Колеса отбивали знакомый ритм. Поезд обогнул поворот и проехал стрелку, которую Тьюпело хорошо запомнил. Он лихорадочно стал припоминать, как сел в поезд на станции Чарльз, вспомнил станцию Кендолл, девушку на плакате, рекламирующем мороженое, и встречный поезд, шедший от станции Центральная. Он посмотрел на своего соседа, державшего коробку для завтрака на коленях. Все места в вагоне были заняты, многие пассажиры стояли, держась за поручни. Нарушая правила, у дверей курил какой-то парень с мучнисто-белым лицом. Две девицы оживленно обсуждали свои дела. Впереди молодая мать журила сынишку, еще дальше мужчина читал газету. Над его головой рекламный плакат расхваливал флоридские апельсины.

Тьюпело посмотрел на мужчину с газетой и усилием воли снова подавил неприятное чувство страха, почти похожее на панику. Он стал внимательно разглядывать сидящего впереди пассажира. Кто он? Брюнет с проседью, круглый череп, низкий неровный пробор, вялая, бледная кожа, черты лица невыразительные, толстая шея, одет в серый в полоску костюм. Пока Тьюпело разглядывал его, мужчина прогнал муху, севшую ему на левый висок, и слегка качнулся от толчка поезда. Газета, которую он читал, была сложена по вертикали. Газета! Она была за март месяц.

Тьюпело быстро взглянул на своего соседа. У того тоже на коленях лежала свернутая газета, но она была за сегодняшнее число. Тьюпело оглянулся на пассажиров, сидящих сзади. Молодой парень читал спортивную страницу газеты «Транскрипт» — номер за четвертое марта. Глаза Тьюпело быстро обежали вагон — около десятка пассажиров читали газеты полуторамесячной давности.

— Доркин? — задыхаясь, выкрикнул он.

Кондуктор остановился, открыл рот.

— Серьезное происшествие, Доркин! — громко произнес Тьюпело, стараясь, чтобы его голос перекрыл недовольный ропот пассажиров. — Немедленно вызовите сюда Галлахера.

Доркин четырежды дернул шнур сигнала.

— Что произошло? — наконец спросил он. Тьюпело словно и не слышал его вопроса.

— Где вы были, Доркин? — спросил он.

На лице кондуктора отразилось полное недоумение.

— В соседнем вагоне, а что слу…

Тьюпело не дал ему закончить. Взглянув на свои часы, он крикнул, обращаясь к пассажирам:

— Сегодня 17 мая, время — девять часов десять минут утра!

Его слова были встречены недоуменным молчанием. Пассажиры удивленно переглядывались.

— Посмотрите на дату ваших газет! — крикнул им Тьюпело. — Ваших газет!

Пассажиры взволнованно загудели. И пока они разглядывали друг у друга газеты, гул становился все громче. Тьюпело, взяв Доркина за локоть, отвел его в конец вагона.

— Который час, по-вашему? — спросил он.

— Восемь двадцать одна, — ответил Доркин, посмотрев на свои часы.

— Откройте, — сказал Тьюпело, кивком указывая на переднюю дверь. — Выпустите меня. Где здесь телефон?

Доркин беспрекословно выполнил приказание Тьюпело. Он показал на телефон в нише туннеля в ста шагах от остановившегося поезда. Тьюпело спрыгнул ВНИЗ и побежал по узкому проходу между поездом и стеной туннеля.

— Главное управление! Главное! — крикнул он в трубку телефонистке. Пока он ждал соединения, позади их поезда по красному свету светофора остановился еще один поезд. По стене туннеля запрыгали лучи прожектора. Тьюпело видел, как с другой стороны поезда пробежал Галлахер.

— Дайте мне Уайта! — крикнул он, когда его соединили с главным управлением. — Срочно!

Очевидно, произошла какая-то заминка, его почему-то не соединяли. Он слышал, как в поезде нарастает гул недовольных голосов. В них слышались страх, возмущение, паника.

— Алло! — крикнул он в трубку. — Алло! Неотложный случай, тревога! Дайте мне немедленно Уайта!

— Я вместо него, — наконец послышался голос на другом конце провода. — Уайт сейчас занят.

— Восемьдесят шестой нашелся! — крикнул Тьюпело. — Он находится между станциями Центральная и Гарвард. Я не знаю, когда это произошло. Я сел в него на станции Чарльз-стрит десять минут назад и ничего не заметил.

На другом конце провода кто-то с трудом глотнул воздух.

— Пассажиры? — наконец сдавленно прохрипел голос в трубке.

— Те, что здесь, все живы-здоровы, — ответил Тьюпело. — Кое-кто, должно быть, уже сошел на станциях Кендолл и Центральная.

— Где они все были?

Тьюпело в недоумении опустил руку с телефонной трубкой, затем повесил трубку на рычаг и побежал к открытым дверям вагона.

Наконец кое-как удалось успокоить пассажиров, восстановить порядок, и поезд смог продолжить свой путь к станции Гарвард. На платформе его уже ждал наряд полиции, немедленно взявший под охрану всех пассажирок. Уайт прибыл на станцию еще до прихода поезда. Тьюпело сразу же увидел его па платформе.

Усталым жестом махнув в сторону пассажиров, Уайт спросил у Тьюпело:

— С ними действительно все в порядке?

— Абсолютно, — ответил математик. — Им и невдомек, где они находились все это время.

— Удалось вам повидаться с профессором Тэрн-боллом? — спросил управляющий.

— Нет. Должно быть, он вышел на станции Кендолл.

— Жаль, — сказал Уайт. — Мне совершенно необходимо с ним поговорить.

— И мне тоже, — сказал Тьюпело. — Кстати, сейчас самое время закрыть линию Бойлстон.

— Поздно, — ответил Уайт. — Двадцать пять минут назад между станциями Эглстон и Дорчестер исчез поезд номер 143.

Тьюпело, не решаясь посмотреть Уайту в лицо, опустил глаза.

— Мне во что бы то ни стало надо видеть Тэрнболла, — повторил Уайт.

Наконец Тьюпело поднял глаза и вымученно улыбнулся.

— Вы думаете, он сошел на станции Кендолл? — спросил он.

— Конечно. Где же еще? — ответил Уайт..