Человек любит рыбу. Но даже если он отнесется к ней со всей любовью - добавит креольского соуса, зелени, приправ - все равно окажется, что она ужасно костистая и вообще рыбой несет.

Или, например, мужчина любит девушку. Но даже если он отнесется к ней со всей любовью, на следующий день у нее обязательно окажется характер, который колется так, что рыба может отдыхать.

Генная инженерия, может быть, и позволяет уже вывести рыбу без костей и женщину без характера, но опыт, не только исторический, но уже и личный, не дает нам обмануться. Он говорит, что как бы ни было гомогенно и бесхребетно то, что мы потребляем, точнее, любим, оно все равно попытается нас оккупировать.

Вначале впрыснув немножко дурмана-удовольствия и заплатив этим за проживание, оно проникнет затем в наши ткани, в кости, в мозг, в сознание, там, внутри, станет мной самим и оттуда когда-то так аукнется, что откликаться уже будет некому.

"Но почему? - думает человек. Потому что я это когда-то захотел? Но я же не могу не хотеть! Я ведь люблю все это. Я люблю, чтобы у меня был целый широкий мир, я хочу, чтобы были женщины, хороший фильм в десять и полбутылки "Абсолюта" в холодильнике.

Я вкалываю как пчелка, я терплю босса и сотрудников на фирме, если надо, сверхурочно - этого что, мало? Я имею право на то, что люблю, потому что плачу за все".

Так думает человек и его можно понять. Он прикован к тому, что любит, неразрывными узами. Один конец цепи вживлен в него в виде желания. На другом конце цепи - образно говоря, искра света, - удовольствие, которое находится в том, что он любит.

И постоянная каторжная работа человека - стараться, чтобы у него были силы, деньги, силы добывать деньги, чтобы тянуть за цепи и втаскивать вовнутрь эти "искры", потому что жизнь без них даже не мрачна, а просто невозможна.

А все окружающее при этом не более чем склад будущих удовольствий, и требуется простая техподдержка, чтобы запас их не подпортился и не кончился когда-нибудь.

Оплачивается эта работа, в общем, неплохо, чистой монетой удовольствия. Неприятно только то, что смысл всей жизни зациклен на ней.

Таковы они, привычные "узы любви", настолько привычные, что мы подчас забываем о том, насколько любовь накрепко связана в нас с получением удовольствия. А также о том, что понятие "любовь" не так уж однозначно, потому что человек способен испытывать искреннее и полное удовольствие не только когда получает что-то, но и когда отдает, трудится на общее благо.

Таким образом, это слово, "любовь", задает нам семантическую загадку, с которой мы в жизни хоть и справляемся, но так и не отгадываем.

С одной стороны, "я люблю" означает "я получаю удовольствие при использовании". То есть человек любит свое удовольствие. Простой здоровый эгоизм.

С другой стороны, человека можно научить любить совершенно абстрактные понятия, такие как "истина" или "честь погон", и он всерьез будет защищать их, проявляя чудеса самоотверженности. Тут эгоизм уже более развитый - в нем явственно проглядывает "я" человека. Он начинает любить это свое "я" больше известных ему удовольствий, и готов вложить его в те понятия, на которые ему указало общество, его референтная группа.

Есть еще одно "я люблю", которое означает "я желаю тому, кого люблю, добра и счастья и готов сделать для этого все возможное и невозможное". То есть, в идеале, моим удовольствием становится ощущение удовольствия того, кого я люблю. Но получается тогда, что я должен любить не свое, а его удовольствие.

Тем не менее, и это для нас очень естественно, ведь иначе мы не смогли бы растить детей, были бы неспособны к дружеским и человеческим отношениям. И даже то, что внутри этой любви "торчат рожки" эгоизма, то есть работает все то же личное удовольствие от своей доброты и человечности - это не более чем "природный фон".

Таким образом, проблема любви не в том, что предмет любви колется или проявляет характер. Проблема любви - это проблема выбора. Человек, который, понятное дело, к такому выбору созрел, всегда выбирает один из "видов" любви.