В
последнее время в прессе писали о том, что отношения актрисы и телеведущей Ларисы Гузеевой с супругом, ресторатором Игорем Бухаровым, дали трещину. Причина банальная — муж приревновал жену.

Корреспонденты «7Д» застали супружескую пару вместе с дочкой Лелей на отдыхе в Турции — в фешенебельном отеле «Lykia World & Links Golf Antalya», уединенно расположенном между Белеком и Сиде.

Кстати, приехали они туда отмечать день рождения Ларисы. Согласившись побеседовать с нами о своем житье-бытье, Лариса и Игорь пригласили нас к себе на виллу, обособленно расположившуюся на территории отеля. Спокойная, безмятежная атмосфера приморского курорта настраивала на воспоминания, поэтому вопрос: «Как начались ваши отношения?» — был вполне уместен.

Лариса (хохочет): Стыдно признаться. Вот сейчас вспоминаю об этом — кошмар! После ресторана я, ну просто как какая-то... повезла Игоря в гостиничный номер — расплачиваться своим комиссарским телом.

Игорь (улыбаясь): Как ты помнишь, я вовсе не требовал этого от тебя, для меня все было полной неожиданностью.

— Судя по тому, что эта история

вылилась в многолетний брак, неожиданность была приятной. А как же вы все-таки познакомились?

Игорь: Мне тогда было 17 лет, а Ларисе — 18. Где молодежь в те времена тусовалась? На Пушке, у памятника поэту. Вот там мы с ней и встретились в общей компании. Лариса приехала в столицу из Оренбурга поступать в театральное училище, а я только что вернулся домой из Германии, где служил мой отец-военный. Представьте, несколько лет я жил в крошечном городке Веймаре — тишина, спокойствие, восемь человек знакомых и никаких проблем. А тут гигантская Москва, куча людей, миллион соблазнов и все прелести столичной жизни. Среди которых Ларисина компания: хиппи, панки — в рваных джинсах, с какими-то немыслимыми прическами… Как же они мне понравились! Словно завороженный
слушал я их непонятные разговоры типа: «Представляешь, парня забрали в «дурку», мы ему сейчас еду туда возим. Он закатал джинсы и босиком, с топором на плече пошел по Калининскому проспекту, ну менты его и повязали».

Лариса: Нормальный разговор, тогда люди так развлекались, «косили» от армии. А несчастный, прилично одетый мальчик Игорь смотрел на нас, хиппарей, выпучив глаза.

— Вы друг другу понравились?

Лариса (смеясь): Ну Гузеева-то нравилась всем. А вот ей… У меня в то время была настоящая мания величия, с детства внушенная мамой, — мол, я самая прекрасная, и все должны мной восхищаться. Разумеется, молокососов вроде Игоря и за людей не считала — ребенок, что с него взять? Мне
казалось, что не для таких, как он, я цвету. Где они и где я?!

Игорь: К Ларисе даже подойти было невозможно. Вокруг нее очень великовозрастные юноши крутились, а у остальных только слюни от зависти текли. Она колоритная была — красивая, худющая, курила «Беломор», ходила в джинсах, обвешанных монетами, на голове — что-то невероятное...

Лариса: Ой, сейчас вспоминаю себя прежнюю и, честно говоря, не очень-то сама себе приятна. В Москву я часто приезжала, поскольку здесь у меня образовалось много знакомых. Но жила я в Питере. Дело в том, что я одновременно сдавала экзамены и в ЛГИТМиК, и в Щукинское училище и прошла туры в обоих институтах. Но когда мне нужно было ехать на последний экзамен в «Щуку», у меня

украли все деньги, и я вынуждена была остаться в Ленинграде.

Игорь: А я на тот момент не осуществил мечту родителей: не поступил в медицинский вуз, после чего загремел в Красную армию. Служил в Мурманске, в штабе мотострелковой дивизии. А после возвращения меня пристроили к кулинарному делу — взяли учеником повара в ресторан «Будапешт».

— Лариса, а о чем мечтали ваши родители, они хотели, чтобы вы стали актрисой?

— Мама всегда считала, что все, что я делаю, — гениально, поэтому приветствовала любое мое решение. А о чем мечтал отец — понятия не имею. Вообще не хочу о нем говорить, много чести. Тем более что это мамина история, поскольку я — дитя любви. Мама приехала со мной, двухлетней, в

поселок под Оренбургом, где после окончания института стала работать учительницей истории. Когда мне было пять лет, вышла замуж за моего отчима. Повзрослев, я спросила ее: «Зачем ты это сделала, ведь не любила его?» Она ответила: «Ты себе не представляешь, как тяжело было, мне же просто проходу не давали». Мама в юности очень красивая была, и эти поселковые мужики-женатики просто изводили ее — преследовали, окна били из ревности друг к другу... А отчим был положительный, честный, правильный: не пил, работу не прогуливал, домовитый. Курил вот только. Но и то мама ему однажды сказала: «Вить, почему Лариска, маленькая, должна страдать от твоего курения?» Он просто погасил папиросу — и все, больше не курил. Снова начал, только когда у нас случилось горе — братик мой умер. В три года и три месяца. Я тогда училась в пятом
классе. Утром мама крутилась по хозяйству: готовила, стирала белье в стиральной машинке с резиновым шлангом — раньше были такие. А я в это время «вынимала» из матери сердце: «Мам, можно в кино?» Она говорит: «Подожди, дочь, побудь пока с Олеженькой. Дай мне спокойно достирать, потом пойдешь». Но я продолжаю тянуть свою волынку: «Мам, ну можно? Все девчонки уже собрались, только меня ждут». «Да иди ты, господи!» — не выдержала мама. И закрутилась окончательно. А Олежка захотел дунуть в этот шланг, взял его в рот, вдохнул, и вода попала в легкие. Мама тут же повезла его в Оренбург, в больницу, но был праздник — 5 декабря, День Конституции, и все врачи отдыхали. Работала только дежурная. Мама кричала: «Сделайте же что-нибудь!» А та говорила: «Что вы тут истерику закатываете? Не имею права вызывать врачей, у них выходной. Вот
если ребенку будет хуже, тогда попробую вызвать». Мама умоляла: «Ну пожалуйста, а если бы ваш ребенок умирал, вы тоже ждали бы?» Все без толку. А нужно-то было, как потом выяснилось, всего лишь взять какой-то электроотсос и просто выкачать Олежке жидкость. Не откачали, врачей-специалистов так и не вызвали. Еще до шести утра у него билось сердце. Когда после праздника пришли врачи, у мальчика уже был отек мозга… А потом начался весь этот похоронный кошмар — по сельским традициям гроб стоит дома и бабки истошно причитают. До сих пор вижу этот маленький гробик на столе, а в ушах звучат вопли: «Ой, летел ты к нам, сокол ясный, а улетишь на небушко...» Вы даже представить себе не можете, сколько подобных случаев в провинции — тысячи! Там редкая семья, где не погиб бы ребенок по вине врачей... Дежурную тетку потом, правда, уволили, хотя скорее

всего просто перевели в другую больницу. Я потом кричала на маму: «Как ты могла тогда ничего не предпринять? Хотя бы уже после всего суд затеяла!» Но она только плакала... Мама моя не боец. Она всегда живет в предлагаемых обстоятельствах, по принципу: лишь бы не было войны, другие же живут еще хуже, чем мы. Всю жизнь боится создать кому-то неудобства. «Простите, что я родилась» — вот ее девиз. При этом ее все конечно же обожают, ведь она для всех — хорошая. Ненавижу это в ней…

Два года спустя, в утешение, мама и отчим родили Витальку. С него они уже просто пылинки сдували. Тем не менее он сам захотел пойти в армию, служил на границе с Афганистаном, вернулся контуженный, каска пробита в одиннадцати местах. Но ни разу ничего не рассказал о войне. Только в первое время после приезда спал на полу и

всегда тщательно закрывал шторы. Он на редкость хороший человек. По-прежнему живет в Оренбурге, женился, у него две замечательные дочки — Аня и Альбина. Как когда-то и мама, работает в школе — тренер по лыжам. И так любит это дело — не передать словами, с детьми у них просто взаимное обожание. Я ему предлагала помочь устроиться на другую работу, так он ни в какую. Представляете, даже когда деньги дарю ему на какие-то праздники, тратит их на лыжную амуницию для своих подопечных — там же вокруг нищета и бедность.

— С отчимом у вас были сложные отношения?

— Никаких не было. Он безумно, просто патологически любил мою маму и дико ревновал ее, и ко всем мужикам вокруг, и даже к прошлому — через меня, как напоминание о том, от кого я

родилась. В общем, никакой нежности с его стороны ко мне я не чувствовала, скорее всего, была ему просто по барабану. И хотя он меня

никогда не бил, не оскорблял, но держал в рамках крепко. Я жила в очень жестком режиме: в девять часов вечера должна быть дома, без разрешения — никуда ни шагу. Достаточно сказать, что первый раз фильм на вечернем, 20-часовом, сеансе посмотрела, только когда окончила школу. Но, наверное, это было и неплохо. Если бы мама меня воспитывала одна, при ее-то немыслимой любви ко мне, не знаю, что из меня получилось бы. Поэтому однажды, когда уже стала взрослой, снималась в кино, сказала отчиму: «Знаешь, я тебе благодарна за то, что стала человеком. Если бы не ты, наверняка скурвилась бы, ходила бы по нашей деревне алкоголичкой и сдохла бы уже раз сорок». В то время у нас контакт уже наладился — отчим звонил

мне постоянно в Ленинград и приезжал, мы шашлыки вместе жарили, на рыбалку ездили…

Но как бы жестко он ни воспитывал меня, моя дурная кровь все равно во мне бурлила — ни мне не давала нормально жить, ни окружающим. Я всегда хотела себя противопоставить всем. Зачем? Не знаю. Обычно девушки сначала стараются произвести на мужчину хорошее впечатление, типа, вот посмотри, какая я замечательная, а мне, наоборот, при знакомстве с молодыми людьми почему-то всегда хотелось показать, какая я дрянь. Вот прямо обязательно надо было гадость либо сделать, либо сказать. Не знаю, что это, — просто инстинкты какие-то животные так и лезли наружу. И это при том, что сама таких людей ненавижу и обрубаю их хамство в секунду. Причем противопоставляла я себя окружающим с самого раннего

детства. Бедная мама. Она преподавала в той же школе, где я училась, и периодически говорила: «Дочь, ну пожалуйста, пожалей меня! Не могу в учительскую зайти — только порог перешагиваю, а мне со всех сторон: «А ваша Лариса!..» И, вздыхая, добавляла: «Когда ты закончишь школу, я буду самой счастливой учительницей на свете!..» На последней, выпускной, линейке даже подарила мне цветы со словами: «Слава тебе Господи!..» Зато сейчас я у нее — самая лучшая на свете. Постоянно и детям, и племянникам рассказывает, что я всегда была очень хорошей дочерью, с образцовым поведением, в пример всем ставит. Я говорю: «Мама, ты сама-то веришь в то, что говоришь? Или забыла, какая я была?» «Да ладно тебе, дочка, — отвечает. — Зачем наговариваешь на себя? Никакой уж прямо такой ужасной-разужасной ты не была». Мама у меня, конечно, артистка.

Между прочим, сама она в молодости была точно такая же, как я, тоже будь здоров как зажигала. Когда начинает меня стыдить, я ей говорю: «Мам, подойди к зеркалу и глянь на себя. Я — твоя кровь и плоть. Мне твои сестры про тебя все рассказали. Ты про себя лучше вспомни, учительница первая моя. Как, например, на мотоцикле гоняла на бешеной скорости и разбилась так, что он весь на гайки разлетелся, а ты чудом осталась жива. Сколько мне, дочери твоей, было — месяц?! И после всего этого ты мне будешь рассказывать, как себя в этой жизни вести, — в частности, как правильно строить отношения с мужем, твоим обожаемым Игорем?»

— Так все-таки как же Игорь стал вашим мужем?

Игорь: После моего возвращения из армии мы с Ларисой периодически где-
то пересекались, но это были случайные встречи, ничего не значащее общение. А так — каждый жил своей жизнью. Я через какое-то время стал уже и сам работать поваром, параллельно учился в Плехановском институте. Потом занялся ресторанным бизнесом. Что же касается личной жизни, то она у меня конечно же имелась, но никаких серьезных отношений с далеко идущими последствиями не было. При этом Лариса никогда из головы не выходила. Помню, посмотрел «Жестокий романс» и подумал: «Вот бы жениться на ней». Но она всегда была где-то там, наверху, я даже в мыслях не мог поставить нас рядом. Однажды Лариса со смехом сказала мне: «Нравлюсь — копи деньги!» Вот я и копил. (Смеясь.) И когда уже скопил, тогда и нагрянул к ней.

Лариса: В отличие от Игоря, у меня
была жизнь гульная — все время то с кем-то в любовных отношениях, то за кем-то замужем. Расставшись со вторым мужем, переехала с пятилетним сыном в Москву. Так намыкалась в Ленинграде, будучи матерью-одиночкой, без денег, в плохой квартире, что, приехав в столицу, мечтала только об одном: устроить свою жизнь. Очень хотелось всего и сразу. В тот период выглядела прекрасно, была в отличной форме и думала: «Я должна ухватить за хвост свою птицу удачи. Или сейчас, или уже никогда!» Тут как раз, очень кстати, появился в моей жизни банкир — мужчина богатый, но, как вскоре оказалось, по сути своей — ни то ни се. Поскольку поначалу я этого не знала, у нас с ним закрутился роман. И вот однажды моя подружка, Вера Глаголева, позвала меня в ресторан, куда ее пригласили вместе с другими известными людьми потусоваться, как

говорится, посветить лицом, для раскрутки заведения. А совладельцем этого ресторана оказался Игорь. Ну, увиделись, привет-привет. Он спрашивает: «Ты как?» Я говорю: «Вот в Москве теперь, с ребенком, с мамой. Квартирку, слава Богу, купила. Надеюсь здесь остаться насовсем, поэтому мне нужно быстренько наладить личную жизнь. И, кажется, появился один богатый человек, но положиться на него я не могу. Игорь, а может, ты сможешь иногда помогать мне в житейских делах?» В общем, напрягла человека по старой дружбе. Ей-богу, совестно вспоминать. Но тогда я даже не стеснялась его грузить, поскольку проблем у меня было уйма. А Игорь из тех редких людей, я это знала, которые никогда и никому не отказывают в помощи. Вот и в тот раз он, золотой человек, молча, с бесстрастным лицом на все согласился. Родные люди так не помогают, как помогал он, практически

членом семьи стал, все наши проблемы разруливал. Помню, отмечали мы как-то Пасху, собрались девки мои, подружки. Игорь привез из ресторана кучу всякой снеди, а сам пошел на кухню с мамой общаться, чтобы не нарушать наш девичник. А мы, естественно, выпили и стали звать его: «Игоряш, иди к нам, за тебя теперь хотим пить!» И, ха-ха-ха, подкалываем его. Мама отозвала меня и говорит: «Эх, бессовестные, напились, ржете, как ненормальные, а посмотри, парень-то какой хороший, скромный. А как смотрит на тебя!» Я смеюсь: «Ну и что?» Она махнула рукой: «Эх, дурочка, довыбираешься». — «Мама, ты с ума сошла, что ли? Ну, подумай — кто такой Игорь и кто такая я?..» Вскоре тот самый банкир отправил меня с мамой и шестилетним сыном отдыхать в Турцию. Несчастье произошло в самолете. Стюард опрокинул на Георгия кипяток — сын получил жуткие
ожоги. Я понимала, что к банкиру обращаться бесполезно — все равно толком ничего не сделал бы, и позвонила Игорю. Через несколько часов у меня уже были все необходимые лекарства, врачи, короче, абсолютно все, что нужно. Он же организовал наш обратный выезд и встречал нас через VIP-зону. Потом возил Георгия через всю Москву в ожоговый центр на процедуры… Понимаете, я просто обязана была отблагодарить его. А чем? (Хохочет.) Только собой, телом своим распрекрасным. Думала: «Не убудет же от меня, на самом деле». Короче, говорю как-то маме: «Мам, надо же мне Игорю что-то приятное сделать, пойду хоть в ресторане с ним посижу». Пошли, посидели, ну а потом и поехали в гостиницу.

Игорь: Как я уже говорил, предложил это не я.

Лариса: Потом он мне лет десять этим тыкал… Той ночью все было просто ужасно. В моем понимании тогда лечь в постель с Игорем было все равно что переспать с родным братом. А он страшно злился на меня из-за того, что его богиня вдруг оказалась такой приземленной… Короче, утром, отвозя меня домой, был очень зол. Потом я его часто спрашивала: «Почему в начале наших отношений ты меня всегда провожал с таким злющим лицом?» А он говорил: «Не хотел тебя отпускать». Но у меня было ощущение, что я его разочаровала, оказавшись в его представлении такой вот примитивной идиоткой. Тем не менее именно с того времени все у нас как-то начало закручиваться.

На лето я отправила маму с Георгием к моему брату на Урал, а сама собралась ехать за границу — женихи богатые позвали отдохнуть. Сказала Игорю:

«Знаешь, меня приглашают на Кипр, там компания собирается, но я обещаю: ничего такого у меня ни с кем не будет». Он долго молчал, после чего сказал: «Мне не хотелось бы». Я возмутилась: «Что же мне, все лето в Москве душной сидеть, в Ховрино своем?!» Он: «Почему? Мы ведь тоже можем с тобой куда-нибудь съездить. В Израиль, например». Я не стала возражать: «Ну ладно, давай. Только условие: жить будем раздельно». — «Как хочешь, так и будет». А незадолго до поездки, прямо в свой день рождения, я заболела — застудила лицевой нерв, и меня перекосило. Сижу, плачу: «Вот, одна-одинешенька, как дура, так ведь и просижу всю свою жизнь». И тут приезжает Игорь. Что-то ласковое сказал, чего-то вкусненькое привез, массаж лица нежно сделал... И все так тихо, спокойно. Я подумала: «Какой же он хороший человек! Ну что ж, осталось только полюбить».
В Израиле Игорь взял напрокат шикарную машину, в Иерусалиме снял огромный двухкомнатный номер с двумя ванными, то есть мы жили как бы отдельно, но спали вместе. И все равно я была уверена, что после возвращения у нас потихоньку все сойдет на нет и мы разбежимся в разные стороны. Я ведь как рассуждала: «Нехорошо же резко с ним рвать, не хочется его обижать, не заслужил он этого. Ладно, вот лето закончится, потом все как-то само рассосется». Ох, некрасиво все это было с моей стороны… В общем, как бы то ни было, жили мы с Игорем в Израиле более-менее нормально, до той поры, пока не произошла очень серьезная ссора. Я в тот день отвратительно повела себя, как тварь последняя. Встретилась с Веркой Глаголевой, которая приехала туда на гастроли, сходила к ней на спектакль, ну а потом... Загуляла, в общем. Кошмар какая в номер наутро
приплелась. И когда увидела у Игоря на глазах слезы, меня вдруг словно пронзило внутри, так жалко стало его. «Ну нет, — подумала, — больше так нельзя. Бог же накажет». И буквально почувствовала, как в моей душе начало просыпаться к Игорю какое-то большое, серьезное и очень непривычное чувство. Поймите, трудно мне было свыкнуться с Игорем. Я привыкла к другому поведению мужчин. Никто не относился ко мне так, как он. Все что угодно было: лазили через балкон, дарили цветы, чего-то хотели от меня, требовали, воспитывали, поучали, хамили, но никогда я не видела нежности и заботы, ни один ни разу не пожалел, не понял, не посочувствовал. Я и в тот раз думала: «Вот лучше бы ты ударил меня или послал бы, но только не смотрел бы такими глазами, полными слез». Мне ведь как было привычнее? По-хамски: «Да пошла ты…» — «Сам ты пошел!..» Все просто, и я не

воспринимала такие разрывы болезненно. А когда человек все делает для тебя и при этом даже ни за что не осуждает... В общем, я считаю так: наши с Игорем серьезные отношения начались тогда, в Израиле. С того момента, как мне стало до боли жалко его и стыдно за себя.

— Игорь, а что вас заставляло так терпеливо относиться к эпатажному поведению Ларисы?

— С самого начала, как только узнал ее, я понимал, что все ее выкрутасы — это только внешнее проявление глубинного внутреннего дискомфорта. И просто жалел. Всегда, во всех ситуациях. Ну что поделать, если у человека такая психофизика. Я и до сих пор ее жалею — иногда так поведет себя, что хоть караул кричи, чисто дура, будто мозгов вообще нет, как у курицы.

Лариса: Мало сказать, что в Игоре не было никакой агрессии по отношению ко мне, он стал рядом со мной словно бы целебной водой, гасящей любой огонь. Более того, я-то привыкла к тому, что мужчинам от меня нужно только одно, а Игорь первым даже этого шага не сделал. Много лет спустя сказала ему: «По-моему, как женщина я тебе совсем не нравилась, ты меня вроде бы даже и не хотел». И он ответил: «Дурочка! Я просто опасался тебя испугать». Не могу объяснить, насколько он потрясал своей добротой и заботой. И от этого я начала плакать. Так, как рыдала, общаясь с Игорем, когда уже окончательно поверила ему, я не плакала никогда в жизни. Прежде не могла и допустить, чтобы кто-то видел мои слезы, это было ниже моего достоинства. И я не только заставила окружающих поверить в то, что у меня всегда хорошее, забойное настроение, но и себя приучила к этой мысли. А вот
перед Игорем расслабилась. Да так, что выплакала ему, кажется, всю свою жизнь. И однажды он сказал: «Давай будем жить вместе. Все, что у меня есть, — твое, все тебе отдаю». На что я, идиотка, выдала: «А вот тот банкир обещал мне много денег — столько, сколько у тебя нет». Игорь только усмехнулся: «И ты ему веришь? Он же потом их и отберет…» Я понимала, что он абсолютно прав, и все же не получалось у меня еще переломить себя окончательно. Какой там жить вместе?! Я даже не решалась представить своим близким Игоря в качестве постоянного мужчины, который хоть иногда будет оставаться на ночь. Мама с Георгием уже вернулись, и я безумно боялась травмировать сына — ведь официально с его отцом еще не была разведена. И ездить к Игорю в его дом тоже не желала — считала, что дам этим ему какие-то гарантии. Короче, встречались

мы, извиняюсь за натурализм, в машине. Почти каждый день… Наступила зима. Однажды вечером Игорь собрался уже уходить, а я, как обычно, проводить его до машины, как вдруг мама мне говорит: «Что же, дочка, не стыдно тебе? Вернешься домой, вытянешься на кровати, заснешь, а мальчишка в такую пургу поедет к себе?» Я обалдела: «А что ты предлагаешь?» — «Чего тут непонятного. Пусть остается. Я же знаю, почему ты так долго его «провожаешь» и приходишь под утро. Может, хватит уже, как детям, в машине с запотевшими окнами кувыркаться?» В общем, Игорь остался. Наутро в спальню заглянул Георгий, я жутко нервничала, ожидая его реакции. И вдруг он как закричит: «У нас Игорь ночует?! Ура!!!» И прыгнул к нему в кровать. Через некоторое время мама сказала: «Я — мать твоя, плохого не пожелаю. Прислушайся хоть раз к моим

словам, я все-таки жизнь прожила. Соединяй судьбу с этим парнем, видишь же и какой он человек, и как мальчик к нему тянется. Иначе останешься у разбитого корыта».

Игорь: С того раза я и остался жить в их семье. И это произошло как-то естественно. Ни с мамой Ларисы, ни с ее сыном никаких проблем не возникало. Знаете, бывают противные дети, а Георгий очень хороший парень, с ним приятно было общаться. Меня в нем всегда восхищала какая-то врожденная воспитанность. С раннего детства он был вежливым, деликатным, внимательным даже в мелочах. Сейчас-то Гога уже взрослый, оканчивает первый курс Высшей школы экономики… И с Альбиной мы сошлись как-то очень естественно. Она сразу стала для меня родным человеком, никогда не воспринимал ее как тещу. И я ей за многое благодарен. За то,
например, что помогла лучше понять Ларису, и за то, что в большинстве случаев она на моей стороне. Жена даже обижается, говорит: «Мама, но ведь я — твоя дочь, чего же ты его всегда защищаешь?..»

— Вы оформляли ваши отношения официально?

Игорь: Да, но не сразу, поскольку в начале нашей совместной жизни Лариса официально еще считалась замужем.

Лариса: Да я и не хотела никаких загсов: «Зачем жениться, — говорила, — я уже бывала замужем, ну и что хорошего из этого вышло? Давай лучше будем просто жить вместе». Но Игорь возмущался: «Не хочу так!» Однако отец Георгия не соглашался на развод, мы с ним даже враждовали из-за этого. Плюс еще жил он в Тбилиси, а тогда
как раз начались грузинские события. Так что развестись с Кахой было очень сложно. Однако Игорь все-таки сумел все организовать — и адвокатов нашел, которые развели нас заочно, и с Кахой наладил отношения. Короче, разводилась я уже беременная, во-о-от с таким животом, и с таким же животом выходила замуж.

— Беременность была желанная?

Лариса: Я категорически не хотела рожать. «Как это возможно? — думала. — Не замужем, не разведена. Живем всем кагалом в двухкомнатной квартире. Да и возраст не девичий. Не буду!» В самом начале пыталась избавиться от беременности «бабушкиными» способами — прыгала, скакала, таскала тяжести, в бане у Игоревых друзей парилась так, что они чуть ли не силой вытаскивали меня из парилки: «Сумасшедшая, умрешь

ведь!» Ничего не помогло, и я пошла решать свою проблему в больницу к нашему общему другу. Как потом выяснилось, Игорь предварительно позвонил ему и сказал: «Паша, Гузеева — мнительная, прошу, придумай что угодно, но только напугай ее чем-нибудь». Пугать Паша не стал, зато сказал, что мне придется занять общую очередь. Я прямо ахнула: «Ты что мне предлагаешь — прийти с халатом, с тапками и сидеть в общей куче со всеми?! Спятил?!» Он говорит: «И будешь сидеть! Придешь». В общем, домой я приехала в истерике и злобно накинулась на Игоря. А он говорит: «Умоляю тебя, успокойся. И роди ребенка». Я как заору: «Хватит! Почему ты не хочешь меня понять? Все равно сделаю то, что задумала, пусть и без помощи Паши!» Только чуть успокоилась, тут мама с уговорами: «Родишь — будешь самая счастливая женщина. Не родишь — локти станешь

кусать. Пойми же, кроме Игоря, ты ни с кем жить вместе не сможешь. Не причиняй ему страдания, роди! Я помогу, хватит сил на ребенка, все возьму на себя. Не бойся, вырастим!» А у меня злоба какая-то бешеная, агрессия, да еще токсикоз жуткий: «Отстаньте, сама все знаю, без вас! Проживу как-нибудь без ваших советов». Но Игорь все равно, несмотря на все мои психозы, — просто золотой. Ни упреков, ни возмущений. Всегда так, а в тот период особенно. Только повторяет одно и то же: «Пожалуйста, оставь ребенка!» Наконец я сказала: «Давай так договоримся: сейчас я не буду рожать, мы поживем с тобой год-другой, а потом у нас будут дети, если ты так этого хочешь». Но он говорит: «Я этого ребенка хочу, сейчас». Потом уже он рассказал, что когда мы с ним были у Стены Плача и вкладывали туда записки, он в своей написал: «Хочу девочку, похожую на Лару».
Представляете?! А я в это время писала всякую хрень про то, что хочу быть богатой и знаменитой, иметь корабли, пароходы, самолеты и все роли мира и чтобы мои недруги и завистники передохли... В общем, в день, когда я окончательно собралась в клинику, в доме у нас было непривычно тихо. Игорь тяжело молчит, и мама губу закусила, отворачивается. Я: «Что с тобой?» — «Все нормально. Давай, иди! Больше я тебе ничего не скажу». Иду по улице и думаю: «Тоже мне, бойкот прямо устроили. Да ладно, отвяжитесь, рожу я вам, так и быть». Пошла в салон, привела себя в порядок, потом заказала столик в ресторане и позвала туда своих. Когда мама, Георгий и Игорь пришли, попросила принести самое дорогое шампанское и сказала: «У меня для вас есть важная новость». Они сидят понурые, слушают. И тогда я выдаю: «Я буду рожать!» Ну, всеобщей радости, разумеется, не было предела.
Тут же спросила Игоря: «А что ты мне подаришь?» Он говорит: «Что хочешь». Я сообщила о том, что мечтаю о часах с бриллиантами. Конечно же он мне их преподнес и… В общем, начался у меня один из самых счастливых периодов моей жизни: это и беременность, и рождение Лели, и выход из роддома… Как же я потом проклинала себя за свою дурость! На коленях молила прощения у Бога и до сих пор молю. Мама успокаивала, говорила: «Дело прошлое, забудь, не казни себя...» Но я никак не могла успокоиться. «Боже мой, — думала, глядя на Лельку, — какая же я была дура, как могла не хотеть рожать?! Ведь это мой ребенок, и это такое великое, непередаваемое, ни с чем не сравнимое счастье!» По гроб жизни буду благодарна своим мужчинам за детей, которых они мне подарили. А проблемы, как показала жизнь, оказались решаемыми. Мама и правда все заботы о детях взяла на