Смелые и глупые погибают первыми, это мне стало понятно теперь, когда трусливые и умные толкали меня и Рябчикова к двери кабинета номер 666. На самом деле это был кабинет номер 66, давно закрытый, сперва на ремонт, а после и вовсе, только на ветхой, скрипучей двери дорисовали красной краской еще одну шестерку. Этой дверью пугали первоклашек, и мы все прошли через ритуал посвящения, когда двое или трое ребят из третьих классов прижимали нас к ней лицом, всем телом, а мы верещали, не помня себя и окружающих, потому что сквозь щели пробивался холодный и какой-то темный свет. Глупых и смелых забрасывали внутрь, и мне оставалось только думать, глупость это была или смелость: надерзить нашему трудовику Егору Петровичу; его побуревшие, раздутые до невозможных размеров фаланги словно зависли надо мной зловещей птицей Рух. Рябчиков обоссался еще на лестнице, парной дух мочи окружал его, как ореол мученичества. Вот это была могучая глотка, там, на нижних этажах он заливался, как пожарная сирена, теперь он скис и еле хныкал, растирая сопли по конопатому лицу. Я уличил момент, чтобы дать этому олуху поджопник. Наградой мне было несколько одобрительных усмешек, та музыка, с которой следует умирать. На помилование тут не надеются, мы прошли последний поворот. Темный коридор, по стенам пыльные зеленые парты, можно различить на их столешницах крупные граффити ONYX и PRODIGY, пентаграммы, свастики, детские магические символы, выдолбленные в дереве шариковыми ручками.
Старшие рассказывали, что раньше в этом коридоре играли в «стенки», это детская игра вроде сифы: когда ты касаешься стены, водящий не может тебе передать свою «воду». Здесь всегда было темно и стены очень близко друг к другу, поэтому водящему следовало проявить чудеса ловкости и скорости, чтобы передать свое бремя раздираемым хохотом на черные драповые лоскуты одноклассникам. Заливистый смех можно услышать в этом коридоре, если зайти сюда в одиночку.
В общем-то, кабинет 66 был обычным, резервным кабинетом, там изредка устраивали занятия по географии или классные часы. Старшеклассники иногда собирались там на посиделки, дверь не запиралась на ключ, ключ мистическим образом пропал задолго до меня и всех, с кем мне приходилось общаться на эту тему. Все было мирно до тех пор, пока группа пацанов не решила перекинуться в кабинете в подкидного, с сигаретами и девчонками из старших классов. Им-то первым и явилась ЛИЧИНА, прекрасным майским утром.
Больше ребят никто и никогда не видел, но вопли хорошо было слышно по всей школе, а учитель физкультуры, первым прибежавший на помощь, в минуту поседел и из цветущего мужчины в спортивном трико превратился в старика с трясущимися коленями. Кровью и органами на стенах и потолке была нарисована схема автобусных маршрутов города. Было там еще что-то, оставшееся непонятым, некоторые решили, что это маршрут автобуса номер 8, отмененный в 1966-ом году после смертельного заболевания, поразившего пассажиров этого маршрута. Заболевание передавалось через компостеры: у человека на лбу в виде язвы возникал номер его билета, тело покрывалось шерстью, кисти рук и стопы превращались в копыта, на голове прорастали рога. Больной становился на четвереньки и, мыча от ужаса, наблюдал, как его «компостирует» нечто.
На следующий день после явления ЛИЧИНЫ и жестокой расправы над ребятами, в коридоре возле двери номер 66 нашли восемь кукол, поломанных, раздетых, прожженных сигаретой, с выдранными или подпаленными волосами.
Детей в нашей школе никогда не считали, разве что медичка в своем кабинете, произведя осмотр и ощупав тело холодными, синюшными руками, приказывала встать на дребезжащие весы и записывала какие-то цифры в разлинованную тетрадку.
Рябчиков пискнул тонко и как-то недостойно, словно кулик, когда умные и трусливые заталкивали его в дверной проход. Я услышал возню, чавканье и звон серебряного колокольчика. Я весь собрался, напружинил ноги, сжал в ПОТАЙНОМ КАРМАНЕ ШПРИЦ ЗАПРАВЛЕННЫЙ СВЯТОЙ ВОДОЙ ГОСПОДИ ИИСУСЕ ХРИСТЕ СВЯТИТСЯ ИМЯ ТВОЕ НА АВТОБУСНЫХ ОСТАНОВКАХ БЕРЕЗОВЫЕ СЕРЕЖКИ В УШАХ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ ДЕВОЧКИ